ЧЕТЫРЕ СМЕРТИ
Я пришёл в себя, любимого, в крохотном
сыром кубе, лёжа на каменном полу мордой вниз. У меня наличествовало тело,
которое к тому же нещадно стонало от пронизывающей насквозь боли, а всё моё
существо вибрировало от не менее пронизывающего холода. Сразу же отворилась
боковая стена, оказавшаяся ржавой визгливой дверью, за ней стояло несколько
человекообразных, количество которых я не сумел определить – поскольку в
глазах моих картинка моментально стала раздваиваться, затем растраиваться и
расчетверяться. Эффект был тот ещё: глаза размножали только людей (людей
ли?), остальное я видел с неприлично подробной чёткостью, до мельчайшей
пылинки. В общем, меня схватили под руки и потащили по длинному извилистому
коридору с кучей ржавых дверей, встроенных средь каменных глыб. Выйти из
тела ни в какую не получалось, и я попытался расслабиться и отвлечься от
боли и холода в мыслительную деятельность. Но в безвольно мотающейся башке
колотился о стенки черепа лишь один истерический вопрос: в какую же хуйню я
влип? Меня затащили в просторный, белый до ощущения бесконечности, зал,
долго и нудно пёрли до центра этой бесконечности, где возвышался грязный,
покрытый толстенным ковром рыжей пыли, эшафот. Не спеша, но и не
задерживаясь, сунули мою голову в колючую витую петлю и ноги мои провалились
в мгновенно открывшийся люк.
Я пришёл в себя в крохотном сыром кубе,
лёжа на каменном полу рожей вниз. У меня наличествовало тело, которое к тому
же нещадно стонало от пронизывающей насквозь боли, а всё моё существо
вибрировало от не менее пронизывающего холода. Сразу же отворилась боковая
стена, оказавшаяся ржавой визгливой дверью, за ней стояло несколько
человекообразных, количество которых я не сумел определить – поскольку в
глазах моих картинка моментально стала раздваиваться, затем растраиваться и
расчетверяться. Эффект был тот ещё: глаза размножали только людей (людей
ли?), остальное я видел с неприлично подробной чёткостью, до мельчайшей
пылинки. Меня схватили за ноги и потащили по длинному извилистому коридору с
кучей ржавых дверей, встроенных средь каменных глыб. Выйти из тела ни в
какую не получалось, и я попытался расслабиться и отвлечься от боли и холода
в мыслительную деятельность. Но в безвольно мотающейся башке колотился о
стенки черепа лишь один истерический вопрос: в какую же хуйню я влип? Меня
затащили в просторный, белый до ощущения бесконечности, зал, долго и нудно
пёрли до центра этой бесконечности, где возвышался на высокой, изрезанной
множеством тропинок, горе, покрытый торчащими занозами и кровавыми пятнами
здоровенный деревянный крест. Не спеша, но и не задерживаясь, по складной
алюминиевой лестнице втащили наверх и деловито приколотили старинными
бронзовыми гвоздями к кресту мои запястья и щиколотки. Затем мучители мои
ушли, а где-то рядом, направленный прямо в лицо, включился ослепляющий
жаркий прожектор. Не в силах оторваться от тела, как бы изнутри него я
смотрю, как облезает кожа, засушивается и истлевает мясо, лопаются сухожилия
и остаётся лишь скелет. А потом прилетают самые обыкновенные голуби и
грызут, грызут, растаскивая его по частям. И я выключаюсь.
Я пришёл в себя в крохотном сыром кубе,
лёжа на каменном полу сломанным носом вниз. У меня наличествовало тело,
которое к тому же нещадно стонало от пронизывающей насквозь боли, а всё моё
существо вибрировало от не менее пронизывающего холода. Сразу же отворилась
боковая стена, оказавшаяся ржавой визгливой дверью, за ней стояло несколько
человекообразных, количество которых я не сумел определить – поскольку в
глазах моих картинка моментально стала раздваиваться, затем растраиваться и
расчетверяться. Эффект был тот ещё: глаза размножали только людей (людей
ли?), остальное я видел с неприлично подробной чёткостью, до мельчайшей
пылинки. Меня схватили за голову и потащили по длинному извилистому коридору
с кучей ржавых дверей, встроенных средь каменных глыб. Выйти из тела ни в
какую не получалось, никаких мыслей уже не было, только память о том, как
меня вешали и распинали, увенчанная непреходящими ощущениями этих смертей.
Меня затащили в просторный, белый до ощущения бесконечности, зал, долго и
нудно пёрли до центра этой бесконечности, где стоял такой же ржавый, как
двери в каменном коридоре, металлический куб. Впихнули в сюрреалистического
вида шлюз, исцарапанный изнутри моими же, как мне показалось, содранными
ногтями, и захлопнули люк. Со всех сторон потянулись струйки разноцветного
газа, стало весело, я что-то пел, потом тошно, я кричал что-то кашляющим
шёпотом, а затем меня выворачивало наизнанку, и я блевал, блевал, выблёвывал
лёгкие, сердце, кишки и всё, что оставалось ещё, а когда ничего уже не
осталось, я выблевал себя.
Я пришёл в себя в крохотном сыром кубе,
лёжа на каменном полу разбитым лбом вниз. У меня наличествовало тело,
которое к тому же нещадно стонало от пронизывающей насквозь боли, а всё моё
существо вибрировало от не менее пронизывающего холода. Сразу же отворилась
боковая стена, оказавшаяся ржавой визгливой дверью, за ней стояло несколько
человекообразных, количество которых я не сумел определить – поскольку в
глазах моих картинка моментально стала раздваиваться, затем растраиваться и
расчетверяться. Эффект был тот ещё: глаза размножали только людей (людей
ли?), остальное я видел с неприлично подробной чёткостью, до мельчайшей
пылинки. Меня схватили за член и потащили по длинному извилистому коридору с
кучей ржавых дверей, встроенных средь каменных глыб. Выйти из тела ни в
какую не получалось, никаких мыслей уже не было, никакой памяти. Просторный,
белый до ощущения бесконечности, зал, долго и нудно до центра этой
бесконечности, где эти проклятые существа содрали с меня невесть как
оказавшиеся на мне лохмотья и стали насиловать моё тело, не спеша, но и не
задерживаясь, жестоко и методично, и в рот и в зад, из меня хлестала кровь,
внутренности спекались. А затем, так же размеренно, мне оторвали яйца и
засунули в рот, предварительно выбив все до единого, по одному, зубы,
открутили член и заколотили кулаками в разодранную жопу. И начали медленно,
растягивая процесс, отдирать руки, ноги, сворачивать нос, уши, выкалывать
глаза и крутить вокруг оси голову. И, наконец, когда тело кончилось, они
схватили меня и с размаху швырнули в белую сияющую бездну.
|