Жизнь и смерть Вселенной – вдох и выдох Того, Кем ты станешь.

**********************************************

Отворив темницу духа своего, иду прочь.

Навстречу – некто в белом, глаголит: звёзды – предвестники покоя, звёзды – ждут.

Я люблю звёзды: они показывают, что свет есть тьма, а тьма есть свет.

Я люблю небо: ибо на нём – солнце.

Везде – Бог, на шее его доска с надписью: Бог.

Я возлюбил Бога, когда снял с него доску и бросил в костёр: огонь грел меня и освещал путь очей моих.

И я был один, и ждал тебя.

Петлёю нежных пальцев обовьёшь ты мою шею, мягко и ласково затянешь, – и глаза твои, как волшебные изумруды, засияют во тьме, показывая дорогу.

Ибо ты – осень; но придёт ли весна в мою душу?

Ибо ты – смерть; но придёт ли вослед за тобой рождение?

Ибо ты – грех; но скажи мне – что есть святость? И найдёшь её в грехе моём.

Так обними меня нежно и ласково, и подари на прощание – поцелуй забвения!

**********************************************

Пришед из рая в рай, я вижу, – странные тени укрыли мои города, и старухи лузгают плевелы в моих музеях.

Чемодан баксов с неба не упал, и там, где до конца света оставалось пятнадцать миль, я не стал сворачивать в сторону.

Охрана разорвала в клочья мой пропуск в ад; но сквозь решетку сторожевой будки я подглядел, как застывает время вокруг несчастных душ.

Оплатить билет было нечем, и до конца света я добрался автостопом.

Там возлежала ты среди райских трав, и закат мира отражался в прекрасных твоих глазах.

Вокруг тебя пели ангелы и складировали у ног твоих дни и годы, утерянные людьми, – фрагменты их жизней, застывшие навеки в зеркалах забвения.

Долго и нежно целовала ты меня, и следы губ твоих запечатлелись в моём помутнённом сознании, как слова Господа Бога.

И я любил тебя так, как не любил никогда ещё, – больше, чем мать, жену и Христа; я забыл о себе – я был ты.

И были мы – одним дыханием, и нам открылась Параллельность Ветров, – Та, Что Придёт взяла нас за руки, своих детей, и повела туда, где ожидание завершает свой бег.

Рай кончился, а мы хотели – тишины и покоя; осень и забвение подняли нас, отряхнув пепел с наших душ, и оставили тела играть свои роли до последнего финала на безвестной, ждущей конца земле.

**********************************************

И светлые города бывают, в которых дна не видно, – но восход как небо.

А вещим снегом осыпал ты моё сердце, – и билось оно, и полегло на поле брани.

Но сожжён лучами любви; небо нерукотворное – последняя обитель моя.

Так очи мои безмолвны в печали и немы в радости, как безмолвна печаль и нема радость.

И устами твоими стану – век от века найдешь меня в думах сердца твоего.

А как ещё – здесь, на этой земле? Когда очами в тоске, взором – в небе.

Но отчаянье – не больше, чем смерть; и это – лишь повтор того, что было.

Так начертано в душе моей, так вспомню нездешней памятью: кольца любви и солнца.

И, суть раскрыв, не остановиться: ибо – текут реки сквозь пожары душ; но – пороги на пути.

А когда бы пороги исчезли, – пустыня дня стала бы постелью моей, как должно.

Но одень меня в лохмотья закатов, – только где ты, с лицом ангела?

Так жду я; и ты – молитва моя, любовь и танец жизни.

И приблизился к смерти ещё на одну дозу, любил её – долго и счастливо.

А каждый – лелеет в себе вечную жизнь; но такое бессмертие – бесплодно.

Но истинная смерть приходит тогда, когда исчезают свидетели её.

Так и жизнь; но и я – словно ты: без следа исчезну.

Как желанны объятья твои! Как манят уста! Ланиты сияют... чары!..

Ты – тьма из тех, в ком память предрассветных дней стала памятью сердца.

Ты – тьма из тех, что дарят свет там, где города пусты и выжжено небо.

Ты – тьма из тех, что обречены хранить в себе суть и открыть её воскресшим из мёртвых.

С душой, обращенною в пепел, падаю в объятия тьмы.

**********************************************

Смерть моя – в твоих ладонях, параллельно твоей душе.

Следы наших ангелов пожирает амёба сердца!

Раскрой лепестки моих губ, вспомнив движение неба...

Я – как цветок смерти, проявившийся вне растения: оно извергло плоды свои и убило их медленным беспощадным лучом жизни.

Смерть – здесь; приходит она во тьме и предлагает себя. Аромат законов её чарует, из глаз исходя; пальцы танцуют: иди за мной.

А мы – в роли её следов. Поступь её дерзка; она в припадках истеричного смеха алмазами каблуков ставит печати наших лиц на протоколах дней.

Смерть – пчела: летает вокруг, ждёт, когда нальюсь я нектаром спелым; она наполнит карманы душою моей, – и исчезнет тихо.

Совокупление при свечах тьмы, гроздья небес свисают; и вот я – в раю. Он напоминает тебя, но ты – нечто отдельное в мелодии моего сна.

Реки втекают в небо, сахарное небо, – здесь, в твоих глазах. Это было бы течением моего сердца, – когда бы сердце моё не располагалось вне меня.

Хрустальное нечто рая, – цивильное небо со впалыми ланитами дна, с третьим глазом между ног вечности: на прокрустовых сексодромах возлежат здесь и наши души.

Сперматозоид – модель вселенной: мы созданы как свидетели эдипова комплекса Бога, это – акт насилия... Станет любовником свободы каждый, кто убьет в себе фрейда.

Я вхожу в твоё сердце, как вошёл бы в рай, –  не будь он в моём сознании порождением Господа Бога. Тебя, адекватную небесам, нахожу в своём сердце.

Райскую Рапсодию играют скрипки сердец наших; по нотам расписаны, исполнены импровизации ноктюрны наших губ.

Смерть – маленькая охотница. Летит она на крыльях нашей юности, взором утренним пронзая золотые шпили наших уст, круглое небо заполняя собой в наших душах.

Тело моё ничтожно, пламень Ада в груди моей; дух мой знает: я – иду.

**********************************************

В больничной палате летает предрассветная бритва. Сквозь душу, парящую над потолком, летает она. Смотрит душа на своё отражение – там, внизу. Там, на постели белой, лежит смерть её тела.

Кругла и скользка боль в больничной палате. Смерть ненавидит боль, смерть тонка и изысканна. Боль тоже бывает мила и изящна временами. Смерть любит времена, всегда готова к их приходу.

Приход времён – это шоу, на которое стоит посмотреть. Они собираются в больничной палате, танцуя вокруг смерти. Они кружатся, не различая геометрии потолков. Они осыпают больничную палату утончённой в порошок болью.

И боль принимает в себя ядовитую ненависть смерти. А смерть отдаёт свою суть в умелые пальцы времён. А смерть отдаёт свою плоть в безликие ласки времён. А смерть обращается в сладость боли текущих времён.

И в сладости боли небо – как галлюцинация. Иллюзорностью своей небо напомнит крылья. Развернутся крылья в цепь незримую, необъятную. Развернётся небо в ожерелье галлюцинаций.

Воплотится душа в больничную палату. В последнее своё тело воплотится душа. А разве не может быть телом больничная палата?

Телом, в котором губы танцуют смерть. Смертью готовы взорваться эрегированные соски. Ждет, обильно помазана смертью, вагина.

Фаллос коснулся вагины – и источает смерть. Образ родился в мозгах – и приближает смерть. Мысль воцарилась в мозгах – неся собой смерть. В каждом движении здесь воплощается смерть!

Смерть, которую препарируют на спектральный анализ. Раскладывают на составные и облучают электронами. Теряя память – ведь смерть лишена индивидуальности.

Ибо: смерть – в душе, парящей под потолком. Смерть – в небе галлюциногенном, что крылья напомнит. Смерть – во временах, что танцуют в теле палаты. Смерть – предрассветная бритва: без неё – нет изменения.

А изменение – смерть, воплощённая здесь и во всём.

**********************************************

А в древнем, как бог, раю – черным-черно, тьма изначальная тихими тягучими сгустками расползается по раю, медленно и как-то незаметно возвращая его в несотворённое состояние, непроявленную точку, где нет ещё выбора и существует лишь возможность, и в ней заложена способность к изменению; но тьма необъятная уже висит на ветвях, уже накрыла райские поляны, растворяя травы и плоды, уже подбирается к преддвериям и шатким переходам, настеленным наспех над бездною мира, – и оставляет нас, воплотившихся в твердь, за кругом непрерывности, и в нём мы будем повторяться бесконечно и безначально, пока ослепительный свет возвращающегося рая не проявит тончайших волокон, из которых соткана изумительная паутина нашей сути.